И Намор - В третью стражу [СИ]
Но вместе с тем, учитывая особенности их с "коллегами" занятий, отсутствие Интернета, мобильных телефонов и телевидения, мягко говоря, напрягало. Даже чтобы сообщить друзьям, где ты и чем занят, приходилось из кожи вон лезть, изобретая способы и средства. Однако, что можно изобрести, если и изобретать не из чего?
Путешествие по Баварии было прервано самым неожиданным образом. Второго апреля в регенсбургском отеле "Deutscher Kaiser" Олега догнала телеграмма от "дядюшки Вернера" и, позвонив "куда следует", Баст фон Шаунбург узнал, что уже завтра – то есть, почти сегодня – должен быть в Графенау, где в отеле "Kurcafe" его будет ждать один "старый знакомый". Старым знакомым оказался Людвиг Граф из мюнхенского управления СД, но самым удивительным было другое. Вместо Европы "господина журналиста" Себастиана фон Шаунбурга посылали... в Судеты. И не просто в Судеты, "сотрудник" нескольких берлинских газет – вполне консервативных и совсем не партийных – отправлялся через границу нелегально в составе "партизанского отряда", во главе которого стоял некто Юрген Крафт, но ведь и Баста в этом путешествии звали Антоном Копфом. Однако когда господин Копф взглянул в лицо господину Крафту, — рассмеялись оба.
— Здравствуйте, Отто. — Протянул руку Баст.
— Здравствуйте, Себастиан. — Улыбнулся, растягивая шрам на левой щеке, Отто Скорцени.
— Это ваш отряд? — Поинтересовался Баст, закуривая.
— Да, мой. Нас перебросили сюда прямо из тренировочного лагеря. Полагаю, земляки этому искренне рады, а вот чехи обрадуются вряд ли...
Вероятно Скорцени был прав, но и чехов недооценивать не стоило. На дорогах блокпосты, в населенных пунктах комендантский час, а в горах самая настоящая резня. Пленных ни чешская армия, ни жандармерия принципиально не брали, но и те немцы, что ушли в горы, тоже ведь не скауты были. Те еще головорезы, успели кровушки пустить и чешской и еврейской в "первые дни восстания". Тогда, в феврале, все казалось совсем не таким невозможным, как теперь, когда рассеяли отряды фрайкора, выдавили из населенных мест и уничтожали поодиночке в холодных, все еще покрытых снегом Судетах. А Баст фон Шаунбург продержался в горах целых десять дней, и одному богу – а вернее, группенфюреру Гейдриху – известно, за каким бесом его туда посылали. Ведь не для того же, чтобы он написал две вшивые статейки о зверствах чешской солдатни, убивающей немецких детей и насилующей немецких девушек? Это Баст мог сделать, не вылезая из постели, но вряд ли Гейдрих настолько ценил его перо. Но, с другой стороны, и не на смерть посылал, иначе тот же Скорцени просто не оставил бы Шаунбургу шансов. Тогда, для чего? Возможно, Рейнхард хотел, чтобы его человек понюхал пороха. Чистоплюи, играющие в шахматы европейской политики, ущербны по своей природе, сколько бы умны они ни были. Ну что ж, предположение отнюдь не лишено оснований. Десять дней командировки на войну дорогого стоили, а ведь Басту на этой войне не только по кустам прятаться пришлось. Олег уже начал забывать, как бывает, когда пули над головой свистят. Вспомнил, и ему это, надо сказать, не сильно понравилось. Но никуда не денешься. Пришлось и побегать и пострелять, и самому пару другую раз побывать мишенью. Так что, когда на одиннадцатый день одиссеи Баст – грязный, мокрый и смертельно усталый – перешел границу и, пройдя через "баварский лес", вышел к деревне уже на немецкой земле, он был по горло сыт этим своим военным приключением.
А Гейдрих – Drecksau[296] – не нашел нужным даже поговорить, передал новый приказ через порученца, и уже через три дня все еще кашляющий и сморкающийся, Шаунбург сошел с трапа самолета в римском аэропорту. А потом была Венеция, Дубровник и Белград, и везде он делал что-то настолько непринципиальное, что оставалось только гадать, какая вожжа попала под хвост большому начальству. А оно – берлинское начальство – только разадавало приказы: налево, направо, шагом марш! Упасть, отжаться, продолжать движение в указанном направлении...
Побывал он и в Мадриде, да так неудачно, что впору всех испанцев по матери пустить. Но сделанного не воротишь: дон Эммануэле сам подставился и своего спутника умудрился – пусть и не по злобе душевной – засветить, показав коллективу "дорогих" русских товарищей, упорно изображавших из себя товарищей испанских. Узнать не могли, но фото-то сделали ... Где и как аукнется эта незапланированная встреча? Но в Мадриде, надо сказать, он побывал – впервые, и в Касабланке, Марселе и Неаполе – тоже, а вот в Берлин или Париж попасть никак не удавалось. Все время находились веские причины оставаться на месте или нестись куда-то еще – не туда. А время шло, и война в Чехословакии – если это все-таки была война – начала вроде бы сходить на нет. Во всяком случае, чем теплее становилось в долинах, и веселее журчала талая вода в горных реках и ручьях, тем меньше там – в Судетах – стреляли, но зато очень громко, на повышенных тонах, говорили политики. И повод серьезный. Полмиллиона беженцев это ведь не фунт изюма, особенно если это немцы, о страданиях которых и хотели бы, да не могут промолчать ни в Берлине, ни в Вене. А тут еще и закусившие удила чехи разоряются на всю Европу, весьма драматично демонстрируя свое негодование по поводу отсутствия лояльности у чешских немцев, с одной стороны, и вмешательства во внутренние дела суверенного государства, с другой. И кто бы это, спрашивается, мог быть – такой вредный? Уж, не те же ли немцы с австрийцами? И вывод напрашивается сам собой: "а давайте решим, наконец "немецкий вопрос"! При том не просто так решим, а "самым решительным образом". Раз и навсегда! Улавливаете, дамы и господа, куда ветер над Влтавой дует?
А в Европе, а в мире... Там, собственно, все как всегда. И коли уж, намылились "решать", значит, будем решать. "Немецким вопросом" занялась Лига Наций, на которую Берлин уже который год плевал отовсюду откуда мог, следовательно, и скорого решения ожидать не приходилось. Пока суд да дело, в Судетах оставалось введенное чехами еще в конце февраля военное положение, а в Германии – национальная истерия, и так уже доведенная до высокого градуса, теперь едва не перекипала через край. Но, увы, силовое решение проблемы никак не проходило. Неудача с ремилитаризацией Рейнской области и последовавшая за этим мобилизация французской и бельгийской армий показала опасность – пусть временную – бряцания отсутствующим оружием. Возможно, окажись чехи и немцы один на один, Гитлер бы решился, хотя чехословацкая армия образца 1936 года и была одной из лучших в Европе. Во всяком случае, по техническому оснащению наверняка. Однако не было печали так СССР неожиданно – или, напротив, вполне ожидаемо – занял в данном вопросе весьма жесткую позицию, и новое правительство Франции – в свете февральского покушения в Париже – подыграло русским[297]. А лезть на рожон в такой ситуации не мог себе позволить никто, тем более лидер только-только встающей на ноги Германии. Нет, если рассуждать здраво, ничего еще, там, в Чехии, не кончилось. Возможно, все только начиналось, однако это была уже совсем другая – альтернативная, выражаясь языком будущего – история, и куда вывезет эта "кривая" не знал уже никто.
А между тем, то, чем занимался Баст, на поверку оказалось еще одним оригинальным опытом. Штурмбанфюрер Шаунбург занимался "разжиганием войны". Возможно, Гейдрих совсем не зря послал его партизанить в Судеты, поскольку сразу после Чехословакии, выполнив пару простеньких поручений шефа, Баст вплотную занялся подготовкой военного переворота в Испании. И оставалось надеяться, что редкие его сообщения, уходившие в "Париж, до востребования", дошли до адресатов, и друзья знают, где он и чем занят, а значит, и господин товарищ Штейнбрюк получил очередное заказное блюдо для ума. И хорошо, если так. Ведь думать не вредно, не так ли?
* * *Всякое в жизни случается. Если бы специально искали – не нашли бы. А тут настоящий "рояль в кустах", подлинный "бог из машины"... Случай? Судьба? Голова шла кругом — "синдром попаданчества", как назвал это состояние Олег – в крови алкоголь и феромоны — "Или гормоны?" — неважно, Важно что тебе снова двадцать и рядом интересный мужчина, а вокруг необыкновенно красивый, просто сказочный город. Чудесный день. Дивный вечер. И томение тела в предвкушении волшебной ночи. А то, что волшебства не состоялось, так в том сама, в сущности, и виновата, но ... не все прошлое осталось в будущем... А вот вечером... Какая сила затащила их тем вечером именно в ту каварню? Неужели в Праге мало кабаков?! Но то ли добрый ангел пролетел, то ли "кривая повезла", но они пришли туда, куда надо, тогда, когда следует, и сделали что-то такое, чего в "здравом уме" делать никогда не стали бы.
Татьяна возвращалась памятью к событиям того дня и не переставала удивляться. День, как показали дальнейшие события, оказался вполне себе судьбоносным. Олег "убрал" Генлейна... а она – и снова же из-за Ицковича – спела вечером "Парижское танго". А Рамсфельд услышал и впечатлился настолько, что оставил им свою визитку. То есть, одного этого было бы достаточно, чтобы назвать ее – вернее, Олега – везунчиком.
